ДЕЖУРНЫЙ БАКЛАН

Прошлым вечером рыбалка удалась на славу. Лесное озеро Черненькое, прозванное так за гуталиновый цвет торфянистого дна, на самом деле отличается чрезвычайно прозрачной водой. Как раз по этой причине днем ловить удочкой бесполезно. И только когда начинают сгущаться сумерки, рыба смелеет, массово устремляется к берегам на кормёжку и начинается тот самый клёв, который в эмоциональных рыбацких рассказах обычно сопровождается сочными эпитетами “дикий” или “бешеный”. Тут не плошай: каждая минута дорога! Не успеешь оглянуться – поплавок уже “тонет” в темноте, а приманкой в момент заброса интересуются летучие мыши, принимая её за вкусное насекомое. Мы не упустили своего шанса и разжились десятком жирных плотвиц. Щедро сдобрили рыбу специями, запекли в углях и оставили на завтрак.

Ранним сырым утром я с надеждой вылез к кострищу и вдруг обнаружил лишь аккуратно развернутую и вылизанную до блеска фольгу, в которую была завернута рыба. Ни капли жира, ни крошки, ни косточки. Сожрано ВСЁ!!!

Моему разочарованию не было предела, учитывая, что уже наметилась обычная для длительного похода тенденция: линия живота проявляла желание рано или поздно наконец прилипнуть к вечно недостижимому позвоночнику. А ведь был же ночью слабый топоток и потом странный шелест! Но мы сквозь сон не придали значение этим легким звукам. Под подозрение попала енотовидная собака. И ведь даже не поперхнулась от обилия перчика! Но очевидных доказательств, позволявших достоверно идентифицировать преступника не было, поэтому ловкий грабитель был отнесен к универсальному и подходящему для данного случая виду “Поросёнок”, не имея, конечно, в виду уважаемое нами парнокопытное.

Компенсировать потерю рыбы решено было на крупном озере Вымно, в том его месте, где группа небольших островков придавало озеру живописный “рельеф”.

Огромный сизо-черный слизень (Limax cinereoniger) пытался подать мне знак, что с клёвом все безнадежно, и преградил мне путь к озеру. Он явно никуда не спешил. Остановившись посередине узкой тропки, медленно озирался, шевеля своими зрительными щупальцами. Он никак не мог принять окончательного решения, что же делать дальше. Мысли слизня столь же медлительны, как и его движения. Пришлось перебазировать его на зеленый мох, чтобы ненароком не задавить, где я его и оставил пребывать в глубоких размышлениях на тему неожиданной смены обстановки.

 Вот зря я не внял предсказаниям брюхоного провидца. Рыба отказывалась ловиться напрочь. Пока я тихо стоял с удочкой, наблюдая за жизнью на озере, послышался звук упавшей крышки от баночки с перловкой. Она стояла у моих ног. Наклонив голову, я увидел крупную полевую мышь, которая комфортно примостилась прямо в баночке. Рыжая гостья сидела на задних лапках, брала передними лапками одну за другой крупицы вареной перловки и уплетала их за обе щеки. Длинные усы подрагивали, а блестящие черные глазенки хитро посматривали вверх. “Ну, хоть кто-то клюнул”, - подумал я и предоставил зверьку возможность хозяйничать в коробочке, как ему вздумается. Я ожидал, что затем последует переноска добра из коробочки в укромный склад, как это водится у хозяйственных грызунов. Но я ошибся. Насытившись, мышь отправилась дальше по своим делам, а я смотал за ненадобностью удочку.

Вечером, на высокие березы, которыми зарос полуостров неподалеку от нас, прилетела стая больших бакланов. Через короткое время показалась следующая группа. С набитыми рыбой животами птицы шли на бреющем как тяжелогруженые штурмовики. Пятерка летунов нацелилась на уже занятые берёзы, но не тут-то было. Партия рыбоедов, прибывшая накануне, вовсе не желала делить свои участки с новыми соседями. При попытке последних “приветвиться” поднялся страшный гвалт. Птицы замахали крыльями и заорали во все свои здоровые глотки, отгоняя пришлых. Те проскочили мимо и притворились, что испугались, но даже и не подумали искать себе другое пристанище на ночь. Сделав круг, который был лишь отвлекающим маневром, они профессионально зашли со стороны заходящего солнца, слепившее “обороняющихся”. Птицы прицелились и, увесистой “шрапнелью” пронзив сплетения ветвей, с лёта воткнулись на намеченные свободные места, невзирая на возмущенные вопли. Но и эти бакланы были не последние. Еще и еще подлетали группки запоздавших пернатых, и спектакль повторялся. И все норовили усесться именно на эти березы. Как будто других рядом нет!

Было очевидно, что такие разборки происходят здесь каждый вечер, и перепалка – лишь часть традиционного обряда. К темноте распределение свободных “номеров” завершилось, и шумная стая угомонилась, готовясь ко сну.

С утра пораньше все бакланы улетели на промысел, но один почему-то остался. Может объелся накануне? Или остался дежурным по охране бакланьей стоянки? Поди догадайся! Первое время он неподвижно сидел на ветке, иногда только вертел головой и прихорашивал перья. Потом долгое сидение ему явно наскучило. Раз за разом он стал вытягивать шею, словно дозорный, завидевший неприятеля. Может замечал вдали успехи своих приятелей, увлечённых рыбалкой? Во всяком случае один раз он обратил к небу свой крупный клюв, широко его разинул и изобразил заглатывание крупной рыбины. Во всяком случае, выглядело это очень правдоподобно.

Помимо шумных бакланов в тростниках тихонько охотились белые цапли. Рыбалка у них была явно успешнее моей, и вскоре насытившиеся птицы расселись для отдыха по деревьям: кто на островах, а одна – на нашем полуострове. По соседству с дежурным бакланом.

Голод не тётка, и ближе к обеду баклан вдруг исчез. На дереве осталась только одинокая сытая цапля. Оставил-таки свой пост. Может решил, что цапля за него покараулит?