История Беловежской пущи неразрывно связана с судьбами сотен и тысяч людей, благодаря которым она сложилась именно так, а не иначе. В числе этих людей – орнитолог Владимир Афанасьевич Дацкевич, без преувеличения проживший непростую жизнь. В ней было всякое: уважение и признание коллег за высокий профессионализм, незаслуженные гонения, потеря близких. Но как бы ни складывалась его судьба, неизменной оставалась огромная любовь к Беловежской пуще и птицам, которую он сохранил до последних дней своей жизни.
«Ты помнишь, как всё начиналось»
Владимир Афанасьевич родился 21 октября 1927 г. в посёлке Беловеж, который ныне находится на польской территории. Его отец Афанасий Ананьевич, был известным таксидермистом. Обучил его этому мастерству один петербургский чучельник, который, будучи в Беловежской пуще, усмотрел в любознательном мальчишке будущего мастера и взял его к себе учеником. В столице Российской империи Афанасий прошел хорошую школу, а вскоре, как оказалось, пригодился и в родных краях. В 1913 г. Управление Беловежской пущи приступило к созданию музея. К этому времени на складах скопилось слишком много зубровых шкур, подходящих для изготовления чучел. Требовались хорошие таксидермисты, и Афанасий, уже будучи женатым, вернулся в Беловеж. А через год в семье Дацкевичей родился первенец, сын Николай.
В том же 1914 году в Беловеже открылся Музей (сейчас в этом здании располагается Беловежский филиал Исследовательского института лесоводства – Instytut Badawczy Leśnictwa). В самом большом из пяти своих залов музей экспонировал биогруппу из трех зубров: самца, самки и телёнка. Над её созданием трудилась целая команда чучельников под руководством специально приглашенного в Пущу санкт-петербургского таксидермиста И.П. Гудимы. Да и вообще работы хватало: музей быстро пополнялся новыми экспонатами, и к началу 1915 г. была собрана неплохая коллекция местных млекопитающих и птиц (более 300 чучел и несколько биогрупп). Однако Первая мировая война внесла во всё свои коррективы. Незадолго приближения к Пуще кайзеровских войск, семья Дацкевичей эвакуировалась вглубь России и вернулась обратно лишь после войны.
После возвращения, Афанасий Ананьевич в Беловеже начал заниматься частной практикой по изготовлению чучел и оформлению охотничьих трофеев. К этому времени в семье родился ещё один сын – Владимир, и его интерес к тому, чем занимались отец и старший брат, был абсолютно закономерным. Они посвящали Володю в тайны природы, приобщали к охоте и музейному делу.
Почти всю Вторую мировую войну Дацкевичи провели в Пуще, а после того, как новая граница между Польшей и СССР прошла через заповедный лес, 2 февраля 1944 года по приглашению администрации заповедника и Главного Уполномоченного Представителя БССР семья Дацкевичей переезжает в белорусскую часть Беловежской пущи. Отца и старшего сына как известных профессионалов переманили обещанием благоустроенной квартиры, работы по специальности, хорошей зарплаты и брони от военной службы.
Эвакуционный лист, позволивший переехать семье Дацкевичей в белорусскую часть Беловежской пущи.
Обещания свои советская власть сдержала лишь отчасти. После переезда главу семейства и старшего сына принимают на работу в качестве препараторов, а Владимира – лаборантом зоосектора.
Они начинают активно работать над созданием экспозиций для музея в заповеднике. Для него и мастерской выделяются помещения в деревне Королёв Мост (ныне Каменюки). Ещё одна мастерская создаётся в деревне Ясень, где добываются животные и подготавливаются экспонаты, будущие музейные экспозиции, а также создаются его фонды.
Одной из первых самостоятельных серьезных задач, которую получил Владимир Афанасьевич – поездка в Беловежу за книгами. В то время делили имущество пущи между Польшей и СССР - в том числе и уцелевшую библиотеку. Книги на русском отдавали в БССР, а напечатанные на иностранных языках оставались в Польше. Вот вывезти «свои» книги из Беловежи и было поручено Дацкевичу-младшему. И это оказалось правильным решением. Владея русским и польским языками и будучи знакомым с многими книгами, Владимир отстоял при дележе библиотеки многие уникальные издания1. Благодаря ему мы имеем возможность наслаждаться чтением оригиналов многих дореволюционных книг, в том числе Карцова, Брема, Гааке, которые хранятся сейчас в библиотеке национального парка. Участвовал Владимир Афанасьевич и при перевозке зубров из польской части пущи в белорусскую, и сделал тогда исторический снимок.
«А хата не моя…»
Дацкевичи были настоящими профессионалами и внесли огромный вклад в создание музея, но частенько позволяли себе недопустимое - подвергать критике существующие порядки. Не всё было им по душе в стране Советов. Да и то, что обещала Советская власть, не выполняла. Так и нерешенным вопросом оставалось отсутствие нормального жилья. Поэтому Дацкевич-старший частенько пел перефразированную популярную песенку тех времен:
Москва моя.
Страна моя.
А хата не моя…
Эта песенка его и подвела. В доме у Дацкевичей нередко столовался (жена прекрасно готовила) сотрудник заповедника, бухгалтер, приехавший из другой республики СССР. Когда он освоился в этих краях, то решил перевезти в пущу и свою семью. Препятствием было лишь отсутствие свободной квартиры. Вот тогда бухгалтер и вспомнил, что в домашней обстановке Афанасий Ананьевич нередко высказывал недовольство существующими порядками, и проявил «политическую бдительность», написав на него донос. Нашлись и свидетели. Да их особо и искать не пришлось!
Как воспоминает Федор Константинович Саевич, бывший лесничий Ясеньского лесничества, «…Афанасий Ананьевич был общительным человеком, мог пошутить на любую тему, в том числе и на политическую, но не был политизирован. Обычно после работы часто посещал «Чайную», где занимал столик, и когда пропустит рюмочку, а иногда и больше, мог пошутить, сказав не только «хата не моя», но и более увесисто. Все его понимали как шутника, но не более. Тем не менее, за эти «шуточки» пришлось Дацкевичу-старшему отсидеть в лагерях восемь лет. Это очень много для пожилого человека, но он выжил».
Арест отца стал ударом для всей семьи, но с работы Николая и Владимира Дацкевичей не уволили, и на том, как говорится, спасибо.
Музейные коллекции - на долгие времена. Но не все…
Николай продолжал работу по созданию музея и даже взял себе учеников, с которыми изготавливали музейные экспозиции, в том числе и для музея МГУ. В те годы всем сотрудникам заповедника повелось доставлять в его мастерскую разбившихся о провода или погибших по другим причинам птиц. Таким образом, к середине пятидесятых годов было собрано более 2 тыс. особей свыше 200 видов птиц. У каждой добытой птицы снимались морфометрические показатели и заносились на стандартную карточку. Из созданной коллекции тушек птиц (около 1,5 тысяч штук) половина была отправлена в Общественный орнитологический фонд при зоологическом музее Московского университета.
Большую часть этой коллекции создали Николай и Владимир Дацкевичи. Добытые птицы и сделанные их руками чучела в фондовой коллекции Зоомузея МГУ и по сегодняшний день относятся к числу наиболее качественно изготовленных и этикетированных. А собранные ими материалы и ныне являются бесценным материалом для исследователей. Яркий пример – переданная Владимиром Афанасьевичем картотека биометрических данных 47 добытых малых подорликов. Благодаря этим данным, в картотеке были выявлены две птицы, описание которых позволяет отнести их к типичным большим подорликам, либо к гибридным, но никак не к малым. Сделать это стало возможным лишь с появлением новых методик в ХХI веке. К сожалению, сохранилась лишь часть собранных тогда материалов, и то лишь благодаря Владимиру Афанасьевичу. А в музее и архиве хозяйства накопился их огромный объем. Но в середине 80-х годов прошлого столетия, при очередном переезде в другое здание и сокращении площади запасных фондов, сотрудники в течении нескольких дней на носилках выносили в кочегарку и сжигали карточки наблюдений и биометрических промеров, журналы, отчеты, фототеку и др. Лишь немногое сумел Владимир Афанасьевич уберечь от огня.
Вторая половина чучел и тушек оставалась при музее заповедника для дальнейшего его пополнения. В итоге музейная экспозиция включила в себя почти весь видовой состав птиц пущи, и было положено начало созданию запасного фонда музейных экспонатов.
К 1950 году музей разместился в специально построенном новом здании в Каменюках и спустя год распахнул двери для посетителей.
Возглавил музей Николай Афанасьевич Дацкевич. Заказные экскурсии проводили в нём сотрудники научного отдела. К этому времени у таксидермистов появились талантливые ученики - В.Ф. Шершунович и Н.М. Марчук, которые вскоре стали работать самостоятельно, внеся большой вклад в работу музея и научного отдела.
Тем временем Володя Дацкевич, прослужив в рядах Советской армии три с половиной года, в 1951 году возвращается в научный отдел Беловежской пущи и устраивается все тем же лаборантом зоосектора. Под руководством В.Ф. Гаврина работает по тетеревиным птицам, одновременно добывает животных для музея.
В 1952 году в семье Дацкевичей произошла трагедия. Николай отстреливал для музея соловья, но ружьё дало осечку. Он тут же открыл замок, чтобы перезарядиться, и в это время произошел затяжной выстрел. Николай был смертельно ранен в голову и через несколько дней умер. Владимир очень тяжело переживал смерть брата. Ружьё “Sauer”, из которого был произведен роковой выстрел, покупал именно он…
Исследования в Пуще и не только
Николай Дацкевич проделал колоссальную работу по созданию первой экспозиции музея. И очень жаль, что сейчас в музее нет даже упоминания о человеке, который стоял у его истоков.
Работая в научном отделе, Владимир Афанасьевич участвовал в разработке тем «Боровая дичь Беловежской пущи», «Хищные птицы Беловежской пущи» и других исследовательских работах.
Владимир Афанасьевич Дацкевич взвешивает птенца орла-карлика (?).
Иногда это было сопряжено с опасностью для жизни. Однажды, обследуя гнездо сокола-сапсана, Владимир Дацкевич сорвался с дерева и с большой высоты упал на землю. К счастью, отделался лишь незначительными травмами и ссадинами. Второй случай, из-за которого Владимир Афанасьевич чуть не погиб, произошел во время обследования болота Дикое. Пробираясь через топь, он провалился, и болото начало затягивать. Понимая, что самостоятельно не вылезет, он начал стрелять из ружья. На необычную частоту оружейных выстрелов обратил внимание его коллега – лесовод Е.А. Рамлав, с которым обследовали болото. Он и вытащил Владимира Афанасьевича из трясины.
Ещё одна тема, которую пришлось выполнять Дацкевичу – поиск бобров в Налибокской пуще. В те времена это был очень редкий зверь. Единственное место его обитания было известно в Березинском заповеднике. В Беларуси не хватало зоологов, поэтому для этой роботы были привлечены специалисты из Беловежской пущи. Они выявили не только места обитания этого вида на исследуемой территории, но провели фотосъемку биотопов лесного массива и исторических объектов, расположенных в населённых пунктах Налибокской пущи. Особо много времени съемке уделял Владимир Афанасьевич, за что попал под особое внимание силовых структур и отсидел почти сутки в камере. Эти снимки оказались очень востребованы в ХXI веке и послужили основой для анализа основных изменений, произошедших в Налибокской пуще.
Обширные знания биологии зверей и птиц позволяли Владимиру Афанасьевичу участвовать не только в научных темах по изучению экологии диких животных, но и в проведении фенологических работ, а также в создании эталонных коллекций2. В ходе проведения исследований приходилось многие факты документировать с помощью фотоаппарата. По мере накопления снимков был создан ценнейший фотоархив, который хранился в фотолаборатории, руководимой Дацкевичем. Фенологические наблюдения были обобщены и опубликованы в отдельной статье.
В 1957 году в издательстве ЦК КПБ выходит фотоальбом «Белавежская пушча» – первый в ХХ веке о пуще. В его создании принимал участие и Владимир Дацкевич.
От инженера до …лаборанта и зав. музея
В 1959 году без отрыва от производства он заканчивает среднюю школу и на следующий год становится инженером охраны фауны. В это время Беловежская пуща превращается в т.н. заповедно-охотничье хозяйство (ГЗОХ). Для высокопоставленных охотников руководство пущи начинает организовывать охоту из-под фар. Против этого резко выступил Владимир Дацкевич, назвал такой вид охоты браконьерством, за что и поплатился должностью. В 1962 году он становится помощником лесничего Пашуковского лесничества, а затем, буквально через несколько дней, вновь возвращается в научный отдел в качестве лаборанта. На этой должности он занимается фенологией, а также становится ответственным за фотолабораторию3.
В 1963 году Владимир Афанасьевич поступает в Московский заготовительный техникум по специальности техник-охотовед и спустя два года заканчивает его заочно с отличием. В 1966 году он поступает на биологический факультет Брестского педагогического института и становится и.о. заведующего музеем.
Владимир Афанасьевич и сотрудница музея проводят инвентаризацию коллекции.
В это время, опять же ради высоких гостей, администрация ГЗОХ превращает помещение музея в ресторан, а на память о посещении Беловежской пущи дарит им музейные экспонаты. Чаще всего – чучело сойки. Владимир Афанасьевич опять оказался в числе противников такого ноу-хау, и на этот раз, ценой огромных усилий, все же отстоял свою позицию. Музей остался музеем, и накрывать в нем столы перестали.
После окончания института Владимир Афанасьевич в 1971 году становится младшим научным сотрудником и заведующим музея. Работа в музее позволила обобщить все сведения по орнитофауне Беловежской пущи и опубликовать в сборнике «Беловежская пуща: Исследования».
С 1972 по 1974 годы он без отрыва от производства читает лекции на курсах повышения квалификации охотоведов Белорусского общества охотников и рыболовов, которые были организованы на базе ГЗОХ. Руководство БООР высоко оценило преподавательскую работу Владимира Афанасьевича и неоднократно награждало его Почетными грамотами Президиума БООР.
Став заведующим музея, Дацкевич В.А. участвует в создании уникальной серии научно-популярных брошюр «Беловежская пуща». Две из семи принадлежат его перу, третья написана в соавторстве с директором Беловежской пущи С.Б.Качановским. Брошюры «Птицы», «Звери» и «Музей природы» с прекрасным текстом изданы большим тиражом. Они наполнены интересными фактами, прекрасно иллюстрированы и читаются на одном дыхании. Эти серии брошюр, подобные которым никогда в СССР раньше не издавались, сыграли огромную роль как в популяризации Беловежской пущи, так и в воспитании у читателей бережного отношения к природе.
За время работы в качестве заведующего музея Дацкевич В.А. дважды участвовал в выставках ВДНХ СССР, награжден бронзовой медалью ВДНХ. Но самое главное, музей при нем стал настоящим музеем: он постоянно пополнялся новыми экспонатами, все виды были детально описаны и точно определены, были созданы большие фонды хранения и собран огромный архивный материал. Поэтому не случайно поднимался вопрос о повышении статуса музея. Началась подготовка документов на внесение архитектурно-музейного комплекса в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. К сожалению, при реорганизации ГЗОХ в национальный парк запасной музейный фонд и коллекции были уничтожены2. В помещении, где хранились фонды и коллекции, по решению руководства национального парка в конце ХХ века был сделан … банкетный зал ресторана.
Музей ГЗОХ «Беловежская пуща», которым руководил В.А. Дацкевич
«Принципы на должности не меняем»
Беловежская пуща во все времена была территорией с особым режимом, подверженным метаморфозам. Особенно резко курс менялся при смене директора. После увольнения последнего директора-романтика С.Б. Качановского, волна гонений докатилась и до музея. Владимира Афанасьевича обвинили в том, что он обращался в ЦК КПБ в защиту С.Б. Качановского. Одновременно ему начали указывать, что он не справляется со своими обязанностями. Как раз в это время за музеем была закреплена таксидермическая мастерская, которую обязали выпускать ширпотреб. Планы постоянно увеличивались, и сотрудники просто физически не успевали их выполнить. Как следствие всего – освобождение Дацкевича от занимаемой должности.
И вновь, в который уже раз, В.А. Дацкевич в 1976 году возвращается в научный отдел на должность младшего научного сотрудника в лабораторию «Экологии диких животных». С ним работали Колосей Л. К. и Попенко В.М. – тоже орнитологи. «Он был нам, как старший опытный товарищ – знающий о Пуще, ее обитателях, как никто другой! К нему можно было обратиться по любому вопросу, и всегда получишь исчерпывающийся ответ. А сколько было рассказано Владимиром Афанасьевичем интересного и полезного нам, молодым начинающим ученым, о Пуще прошлых лет, о ее истории, о диких животных! Его выступления на Ученых советах всегда были актуальны, в защиту Пущи, ее обитателей, что не очень нравилось начальству...», - вспоминает Владимир Антонович Пенькевич, научный сотрудник лаборатории ГЗОХ «Беловежская пуща» в 1975-85 гг.
С 1977 по 1980 годы Владимир Афанасьевич занимался изучением тетеревиных птиц. В тот период численность глухаря, тетерева и рябчика резко снизилась и достигла критического состояния. В качестве примера можно привести его же работу, посвященную рябчику и опубликованную в соавторстве с тогдашним главным охотоведом ГЗОХ В.А. Вакулой. По их данным, за период с 1952 по 1978 годы численность рябчика уменьшилась на 84%. Авторы статьи высказали сомнение, что рябчик сможет сохраниться в Беловежской пуще к 1980 году.
И здесь Владимир Афанасьевич предложил неординарное для того времени решение. А именно: для восстановления численности тетеревиных птиц в пуще начать восстанавливать болота и ограничить развитие дорожной сети. Конечно, в период, когда мелиорация лоббировалась на самом высоком уровне, эта идея была отвергнута. Понадобились десятилетия, чтобы изменился взгляд на роль болот в сохранении Беловежской пущи. Только в 2004 г. общественная организация “Ахова птушак Бацькаўшчыны” провела первые работы по восстановлению в пуще болот…
С 1980 по 1985 годах группой орнитологов в составе Попенко В.М., Дацкевича В.А. и Колосей Л.К была проведена инвентаризация птиц Беловежской пущи и её окрестностей. По результатам этих исследований было опубликовано несколько статьей. Отчёт по этой теме был рекомендован Академией наук и Белгосуниверситетом к публикации. Но к этому времени в пуще сложилась очень сложная обстановка. Положение еще больше усугубилось, когда сотрудники научного отдела вскрыли незаконное осушение верховья р. Вьюновка4.
Так выглядит спрямленная часть реки Вьновка в наше время. Раны, нанесенные Беловежской пуще и болоту Дикое, не удалось заживить до сих пор. Фото Daniel Rosengren (FZS)
Около 20 человек подписали письмо в Управление делами Совета Министров БССР, которому тогда подчинялось ГЗОХ. После этого мелиорация на р. Вьюновке была остановлена, ее инициаторы понесли наказание. Но в научном отделе, как следствие, начались очередные гонения. Чтобы проводить исследования в лесу, сотрудникам теперь приходилось получать специальное разрешение. Зато их интенсивно начали привлекать на другие работы – мести тротуары и дороги, красить бордюры, подстригать кусты и выдергивать траву. Особенно, если в пуще ожидался приезд партийных чиновников. Если к этому добавить еще и постоянное привлечение к сельхозработам, то на научную работу времени почти не оставалось. Вскоре несколько человек не выдержали издевательств и уволились. Некоторые перевелись в другие подразделения хозяйства. Владимир Афанасьевич держался дольше других, но и его создавшаяся конфликтная ситуация вынудила в 1985 году уйти в кочегары. Через четыре месяца после этого он получил вторую группу инвалидности и вскоре ушёл на пенсию.
Книга всей жизни
Но интерес к исследованиям, проведенным Владимиром Афанасьевичем, не пропал. Отчет, который после ухода Дацкевича подготавливали В.М. Попенко и Л.К. Колосей, ещё в советские времена исчез из архива ГЗОХ. Сведения, изложенные в промежуточных отчётах, были не обобщены и разрознены. Поэтому президент Заходне-беларускага таварыства аховы птушак (ЗБТАП) Александр Винчевский обратился с просьбой к В.А. Дацкевичу подготовить рукопись о проведенных орнитологических исследованиях в Беловежской пуще для последующего издания. И Владимир Афанасьевич откликнулся. Как только рукопись была написана, началась подготовка её к печати. Основную редакторскую работу выполнил зам. декана биофака БГУ Василий Витальевич Гричик. Сотрудник Березинского заповедника, орнитолог Игорь Иванович Бышнев подготовил рисунки к книге. Активный член ЗБТАП, начальник отдела государственной экологической экспертизы Брестского областного комитета охраны окружающей среды и природных ресурсов Борис Ильич Шокало убедил руководство выделить финансы на издание рукописи. Но инфляция в те годы набирала стремительные обороты, и от момента выделения денег до самого издания в хорошем переплёте финансов уже не хватало. На просьбу помочь издать рукопись откликнулся проректор Витебского государственного университета, известный орнитолог Анатолий Максимович Дорофеев. Вскоре книга «Исторический очерк и некоторые итоги орнитологических исследований в Беловежской пуще. (1945-1985 гг.)» вышла в свет в издательстве этого ВУЗа в 1998 году. Эта монография – итог орнитологической работы Дацкевича Владимира Афанасьевича и одна из страниц истории науки в Беловежской пуще. В настоящее время она остается самой цитируемой работой по птицам Пущи.
Фото с www.bp21.org.by
В 2002 году решением съезда общественной организации «Ахова птушак Бацькаўшчыны» (АПБ), В.А. Дацкевичу было присвоено звание Почетного члена АПБ с вручением оригинального диплома. Этим дипломом он очень дорожил и держал его в своем кабинете на самом видном месте.
«Ничего в пуще не изменилось»
Владимир Афанасьевич сыграл огромную роль и в моей судьбе. Об одном эпизоде хочется рассказать отдельно. Будучи сотрудником национального парка «Беловежская пуща», я добыл фотографию, сделанную в Вискулях корреспондентом БЕЛТА Ю.С. Ивановым, на которой был запечатлен момент подписания договора о прекращении деятельности СССР. Руководство парка почему-то боялось этой фотографии как чёрт ладана. Смотрели на меня как на человека, укравшего сверхсекретный документ. При этом приходили ко мне в фотолабораторию и полушёпотом просили сделать копию этого снимка для них или для гостей. Почему был такой страх перед этой фотографией, не могли объяснить даже «социально-активные» работники парка, по слухам сотрудничавшие с КГБ. Такая «конспирация» напрягала. Я решил официально купить этот снимок для национального парка по безналичному расчету. Поскольку самый маленький размер снимка стоил в эквиваленте около двух долларов, я закупил фотографии разных форматов, чтобы не вызывать подозрения в бухгалтерии. В счет-фактуре не значилось, что это были за снимки, а указывались фотографии разного размера. Проведя покупку фотографий через бухгалтерию, я взял их сразу же на баланс к себе фотолабораторию. Но однажды неожиданно нагрянула проверка: попросили сразу же показать именно эти снимки. Представленные для инвентаризации фотографии представительница бухгалтерии сразу же начала обмерять. Снимки, числившиеся размером 9х13 см, оказались чуть меньше: 8,6 х12,4 см. В этих недостающих миллиметрах комиссия увидела большую недостачу, и администрация нацпарка решила уволить меня с работы.
Не знаю, откуда узнал об этом Владимир Афанасьевич, но на следующий день пришел ко мне в фотолабораторию и расспросил, как всё происходило. Выслушал внимательно, сказал: «Ничего в пуще не изменилось» – и направился к заместителю директора по НИР Савицкому Б. П. Долго длился их разговор, потом они вдвоем сходили к директору. Вернувшись от него, Владимир Афанасьевич зашел ко мне фотолабораторию и объявил, что убедил начальство меня не увольнять - договорились вместо увольнения объявить выговор.
-----------------------------------------
Умер Дацкевич Владимир Афанасьевич 22 ноября 2010 г. Он до последних дней вел активную просветительскую работу. Встречался с бывшими коллегами, научными сотрудниками, журналистами. Старался разъяснить роль болот в сохранении экосистем Беловежской пущи, говорил о необходимости их восстановления. Жаль, что не увидел своими глазами, как эти его идеи начали воплощаться в жизнь. В 2016 году при поддержке Франкфуртского зоологического общества (Германия) и АПБ, в Беловежской пуще была восстановлена часть болота Дикий Никор площадью 1164 га. Так была заложена ещё одна основа для сохранения Пущи.
Автор выражает благодарность родственникам Владимира Афанасьевича Дацкевича и особенно Зайцевой Татьяне Александровне, Дацкевичу Николаю Николаевичу, Саевичу Федору Констатиновичу, Смоктуновичу Евгению Анатольевичу, Буневичу Алексею Николаевичу, Пенькевичу Владимиру Антоновичу, Кислейко Александру Александровичу, Трибулёвой Елене Павловне за помощь в подготовке статьи.
Николай Черкас для сайта “Птушкі штодня”,
снимки из архива автора
1. В числе привезенных изданий были книги из Беловежского императорского дворца, переданные РСФСР Польше. Среди этих книг были уникальные произведения, преподнесённые императору. В частности, «Царские охоты» Кутепова Н.И., «Беловежская пуща» Карцова Г.П. в сафьяновом переплете и с личным автографом автора. В разные годы из библиотеки ГЗОХ их взяли «на память» о работе в пуще сотрудники администрации. В начале 21 века книгу «Царские охоты» из Беловежского императорского дворца родственники человека, взявшего ее в библиотеке Беловежской пущи в качестве «сувенира», выставили на аукцион за 50 тыс. дол.
Таким же было отношение и к другим старинным книгам. В 90-е годы ХХ века сотрудники польского национального парка «Беловежская пуща», увидев, в каком состоянии находилась книга «Живописная Россия», за свой счет реставрировали ее в специализированной мастерской в Польше.
2. К концу ХХ века все фонды и эталонные коллекции были уничтожены. Последней выбросили коллекцию черепов благородного оленя, созданную Степаном Викторовичем Шостаком. Это были не просто черепа, а эталонные экспонаты, имеющие важную роль как для науки, так и для подготовки высококвалифицированных специалистов. Степан Викторович достал из каждого черепа разных возрастных и половых групп по одному коренному зубу и отправил в Москву, где по тонким срезам зуба и годовым кольцам под микроскопом был определён точный возраст каждого черепа. Зная это, он сделал методичку по определению возраста. Пользуясь ею, условно говоря, в полевых условиях можно было определить возраст исключительно по степени стёртости зубов. Сами же эталонные черепа представляли ценность не только как наглядное пособие, но и как материал для дальнейшей научной работы. Можно было описать изменения с возрастом по степени срастания костей, увеличению сагетального гребня, высоту рогового пенька у самцов и т.п. На его статьях учились все охотоведы СССР. В процессе подготовки к приезду высокого руководителя администрацией пущи был наведён "идеальный порядок" и коллекция была ВЫВЕЗЕНА НА СВАЛКУ. Уничтожение экспонатов продолжилось и при руководстве генерального директора Н.Н. Бамбизы. Из экспозиции пропали редкие экземпляры птиц: в частности тонкоклювая гагара, орел-карлик и др. Полностью музей превратился в экспозицию при переносе его в новое здание построенное к 600 –летию заповедности Беловежской пущи.
3. Судьба фотоархива также оказалась печальной. После ухода Владимира Афанасьевича на пенсию, часть фотоархива сожгли в кочегарке, часть выбросили на свалку. Сохранилась небольшая часть негативов, которые в настоящее время хранятся в частной коллекции.
4. Любопытная история произошла с осушенной территорией р. Вьюновка, из-за сопротивления которой когда-то преследовали научных сотрудников. Её включили в заповедную зону как эталонный биотоп Беловежской пущи. Как говорится, что ни решение – то анекдот. Но именно такие решения были характерны для времени, при котором пришлось работать Владимиру Афанасьевичу.
For the first time we describing in details the most interesting and important moments in life of Vladimir Afanasievich Datskevich (21.10.1927 - 22.11.2010), famous Belarusian ornithologist. He worked from 1945 till 1985 in (what is known now as) Belavezhskaya pushcha national park. His father and one of brothers were very good taxidermists, so they not only teach Vladimir how to collect and preserve animals for museum collections, but also basics of field Ecology and Biology of animals. Vladimir acts on different posts in pushcha almost all his active professional life, but his main interests were Tetraonidae birds and avifaunistical studies. His main book `History and some results of ornithological studies in Belavezhskaya pushcha: 1945-1985` was published only in 1998, but still is the most often citied as a source of bird knowledge for this famous European primeval forest.
На гэтую тэму:
МАНАХ, ЯКІ ВУЧЫЎ ЛЮБІЦЬ І ВЕДАЦЬ ПРЫРОДУ. ДА 250-ЦІ ГОДДЗЯ СТАНІСЛАВА БАНІФАЦЫЯ ЮНДЗІЛА (1761 – 1847)
КАНСТАНЦІН ТЫЗЕНГАЎЗ (1786-1853) – ПАТРЫЁТ І ЗАСНАВАЛЬНІК БЕЛАРУСКАЙ АРНІТАЛОГІІ
КОНСТАНТИН ЕЛЬСКИЙ – ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ФАУНЫ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ
Бенедикт Дыбовский (1833–1930): нелегкий путь в науке
In Memoriam: Анатолий Максимович ДОРОФЕЕВ (1941-2010)
Гродненский биолог и учитель-новатор Ян Кохановский (1894-1942)
Ян КОХАНОВСКИЙ: подвиг жизни и смерти – к 120-летию со дня рождения
- Увайдзіце ці зарэгіструйцеся каб пакідаць каментары.
Comments
pva - 12.02.2019 - 11:30
Радует, что вспомнили очень…
Радует, что вспомнили очень хорошего человека, ученого орнитолога, фотоохотника, сторожила Беловежской пущи. За что - большое спасибо Николаю Черкасу! Горжусь, что работал и общался с Владимиром Афанасьевичем, и многому научился у него: проводить научные исследования, обрабатывать материал, писать правильно отчеты, определять птиц и зверей, фотографировать, любить и слушать природу Пущи...
Хочу еще добавить. Шостак С.В. кроме черепов, еще собрал и обработал большую коллекцию, аккуратно извлеченного, фиксированного в формалине, головного мозга благородного оленя. Собрана им и коллекция эмбрионов оленя. Коллекции, видимо, тоже выбросили на свалку?!
В.А. Дацкевича у Института зоологии. V орнитол.конференция, 1983 г.
Harrier - 12.02.2019 - 12:33
In reply to Радует, что вспомнили очень… by pva
Дзякуй, Уладзімір, за добрыя…
Дзякуй, Уладзімір, за добрыя словы і фотаздымак!
pva - 12.02.2019 - 17:07
In reply to Дзякуй, Уладзімір, за добрыя… by Harrier
Дмитрий, 5-ю фотографию…
Хороший и компанейский был человек, Владимир Афанасьевич, самобытный ученый старой школы, настоящий Пущанин! Прекрасно знал польский и белорусский языки - переводил нам польские статьи. Будем его помнить...
Harrier - 12.02.2019 - 20:08
In reply to Дмитрий, 5-ю фотографию… by pva
Дзякуй, паправіў.
Дзякуй, паправіў.